scholar_vit

You really know when an ideology has a grip on someone when he takes both A and not-A to be confirmations of it.

Mark Lilla, France: Hatred à la Mode, NYRB, LXII, 5, 43-44 (2015).

Наряду с научными дисциплинами существуют их собратья в массовом сознании: народная этимология, народная ономастика, народная история, народная биология и т.п. Если в 18-19 веках к ним относились в основном с презрением "просвещенного человека" к "суевериям и сказкам темного народа", то в наше время их внимательно изучают.

Есть и народная философия. Один из важных вопросов как "научной", так и "народной" философии - вопрос о свободе воли. Насколько наши решения автономны, а насколько - предопределены внешними по отношению к сознанию моментами?

Этому вопросу посвящено исследование Энта и Баумайстера:

@article{Ent2014147,
title = "Embodied free will beliefs: Some effects of physical states
on metaphysical opinions",
journal = "Consciousness and Cognition",
volume = "27",
pages = "147--154",
year = "2014",
issn = "1053-8100",
doi = "http://dx.doi.org/10.1016/j.concog.2014.05.001",
url =
"http://www.sciencedirect.com/science/article/pii/S1053810014000750",
author = "Michael R. Ent and Roy F. Baumeister",
}

Для тех, кому недоступна эта статья, есть изложение и обсуждение в SciAm: http://www.scientificamerican.com/article/the-philosophical-implications-of-the-urge-to-urinate/

Заметим, что в такой постановке вопроса собственные телесные нужды - тоже "внешние" моменты. Поэтому разумно предположить, что люди, которые часто испытывают "власть тела" над своими мыслями, менее склонны верить в свободу воли. Пример таких людей - эпилептики и люди, подверженные приступам паники. Авторы спросили у них, верят ли они в свободу воли. Оказалось, что уровень их веры в свободу воли (52.63% у страдающих эпилепсией, 55.91% у страдающих приступами паники) действительно ниже, чем у контрольной группы (59.97%, p<0.01 для первых и 0.05 для вторых).

Еще один интересный вопрос - влияет ли состояние тела "здесь и сейчас" на представление человека о свободе воли. Если я знаю, что не могу думать ни о чем, кроме своей телесной нужды, то моя оценка моей свободы воли может измениться. Для выяснения этого другую группу участников опрашивали об их представлениях и одновременно просили оценить уровень их желания помочиться, заняться сексом, а также усталости, жажды, и голода. Выяснилось, что наиболее сильно коррелировали с представлением о свободе воли желание помочиться, желание секса и усталость: чем выше была телесная нужда, тем меньше люди верили в свободу воли.

Интересно, что голод практически не коррелировал с идеей о свободе воли (жажда коррелировала, но довольно слабо). Чтобы понять, что происходило, авторы отдельно исследовали корреляцию среди тех, кто соблюдал диету и тех, кто ее не соблюдал. Выяснилось, что у диетиков голод положительно коррелирует с верой в свободу воли, а у остальных - отрицательно, так что в сумме эти эффекты частично компенсировались. Авторы предполагают, что голод напоминал диетикам об их успешном преодолении телесной нужды.

Есть любопытный эксперимент (см. напр. тут). Обезьянку-капуцина обучают делать простую работу и "расплачиваются" с ней кусочками огурца. Обезьяна с удовольствием берет огурец, все довольны. И тут на ее глазах другой обезьянке за такую же работу дают виноград (капуцины любят виноград куда больше огурцов). Поведение первой обезьянки резко меняется. Она кричит, прыгает, буквально на стенку лезет от обиды - и может даже запустить в экспериментатора этим самым огурцом.

Приматам вообще, и человеку в частности, свойственно стремление к справедливости. Мы не просто потребители - для нас потребление есть символ статуса. Мы еще можем смириться с тем, что кто-то живет лучше нас, если мы признаем его достойнее себя или считаем, что некоторый уровень неравенства "полезен для всех". На этом держится социальная иерархия (но и здесь у терпения к неравенству есть пределы). Но идея, что кто-то, кто ничем не лучше меня, жрет виноград, когда я давлюсь огурцом - с этим смириться очень сложно. Кстати, именно поэтому я скептически отношусь к упрощенным моделям вроде Homo economicus, в которых каждый участник любой сделки рассматривает только выгоду или невыгоду сделки для себя: даже обезьяна, как видим, устроена сложнее.

Я вспоминал об этом эксперименте, когда прочитал массу комментариев российских блоггеров на тему "обойдемся без пармезана" и "не колбасой единой". Несомненно, не колбасой. Тем более, что голод России не грозит. Но важно понять, что настоящего голода не было и в брежневском СССР. Более того, по меркам почти всего периода существования человечества городская жизнь в Советском Союзе была райской. Очереди за колбасой? Ну да, потратить часик-другой на добывание себе еды - какой ужас. А вставать в четыре утра и до ночи работать на пропитание не хотите? Горячую воду летом отключали? Побойтесь Бога, совсем недавно воду вообще таскали из колодца, а мылись раз в неделю в бане.

Проблема была не в этом. Проблема была в том, что стало ясно, что за рубежом "те, кто совсем не лучше нас" жили гораздо лучше советских людей. При виде этого винограда отечественный огурец в горло не лез.

Владимир Семенович Высоцкий, надо думать, не раз бывал в советских продмагах, и вряд ли всякий раз его там тошнило. Стошнило его до рвоты, по словам Марины Влади, в ФРГ, когда он увидел витрину продуктового магазина: "Как же так? Они ведь проиграли войну, и у них всё есть, а мы победили, и у нас нет ничего!" Ясно, что это "ничего" тут относительное: чтобы воспринимать советский магазин как "ничего", нужно увидеть немецкий.

Можно вспомнить и то, что пресловутая КНДР, если верить Ланькову, сейчас питается лучше, чем в большую часть своей истории. Но тем не менее она может существовать только при условии перекрытия информации о внешнем мире: не дай Бог северные корейцы поймут, насколько южные живут лучше их.

Именно поэтому мне кажутся необдуманными заявления о том, что "обойдемся без пармезана". Не есть пармезана - дело нехитрое; я так вообще пармезана не люблю. Но вот не иметь возможности есть пармезан, когда последний литовский разнорабочий вполне может его трескать - это для человеческой природы тяжело. Можно, конечно, попробовать передавить природу идеологией: "Да, они жрут пармезан, а мы зато духовные!" В принципе монастырям такое удается. Но государь - не игумен, а держава - не монастырь. Даже Советскому Союзу такой фокус в итоге не удался. Удастся ли он России - посмотрим.

Весьма поучительный диалог между vvagrом и gombergом. Интересен он не столько сам по себе (хотя приведенные эксперименты достаточно любопытны), сколько на, так сказать, метауровне.

Создается впечатление, что vvagr вообще не может вообразить себе спор, ведущийся, что называется, in good faith. Доводы суть оружие в драке и ничего больше. Какое там установление истины: задачей является единственно разгром еретиков. Аргументы делятся на два типа: те, что подтверждают Единственно Верное Учение, и жульнические. Так как в этой картине мира любой аргумент в пользу Учения честен по определению, то, если других доводов нет, можно рассказывать затхлые анекдоты.

Все-таки русский либертарий представляет собой забавное зрелище.

Борис Херсонский (borkhers) пишет в "Записках психиатра":

Люди с достаточно тяжелой депрессией или ипохондрией спокойно живут в обществе, в семье. Их далеко не всегда показывают психиатру, это ведь стыдно - посещать врача этой специальности. Близкие рекомендует депрессивному пациенту "взять себя в руки". Не знаю совета бессмысленнее этого. Глумливые психиатры шутили, что "взять себя в руки" - эвфемизм занятия мастурбацией. Впрочем, насколько я понимаю, в греческом языке слово "малакия" (это слово перешло в церковно-славянский) обозначает всякую бессмыслицу.

Иное дело больной в состоянии гипомании или мании. Эти люди для окружающих совершенно невыносимы. Их путь от начала болезни до госпитализации - кратчайший. Общество понимает - абсолютно счастливый человек - источник опасности.

Наблюдение очень интересное, но мне кажется, что дело не в потенциальной опасности, а в "нормальности", привычности поведения. Человек несчастный, подавленный - нормален. Человек счастливый, гиперактивный, неутомимый - нет.

В недавнем выпуске журнала Science любопытная статья о психологии расизма (Diederik A. Stapel, Siegward Lindenberg. Coping with chaos: How disordered contexts promote stereotyping and discrimination. Science, 332, 251–253, 2011). (Я уже писал об исследованиях этой группы про перевернутые урны). Авторы полагают, что причина дискриминации, расизма, гомофобии и т.п. — естественное стремление человека к порядку. Все должно быть разложено по полочкам: негры ленивые, гомосексуалисты развратные, евреи алчные, мусульмане кровожадные и так далее. Дальше они, по-видимому, постулируют что-то вроде принципа Ле Шателье: чем больше хаоса вокруг человека, тем более он склонен к стереотипам и дискриминации — как средству "восстановить порядок". Из этого следует вывод, что в обстановке беспорядка люди более склонны к дискриминации.

Авторы описывают два полевых и три лабораторных эксперимента для проверки этой теории. ( Read more... )

Я начну со старого анекдота. Его надо рассказывать с грузинским акцентом. Кстати, замечательные люди - грузины: как-то я в легком подпитии с час рассказывал похожие анекдоты в грузинской компании. Меня не только не побили, но даже вежливо смеялись.

Итак, урок в автошколе. Грузин-преподаватель: "Ситуация. Ты на дороге. Вдруг впэрэди ребенок. Слева идет старушк. Справа - красивый дэвушк. Кого давыт будэш?" Ученик думает: "Ребенка жалко. Девушка молодая. А старушка - она пожила своё..." И отвечает: "Старушку буду давить". "Садысь, два!" "А кого давить надо, учитель?" "Тормоз давыт надо, тормоз!"

В этом анекдоте моральная дилемма ("кого давить будешь?") оказалась несуществующей, снятой. Собственно, поэтому анекдот и смешон. Но к сожалению, можно представить себе ситуации, где дилемма существует, и снять её не удастся. Приведу наугад несколько ситуаций из одного и того же источника (о нём чуть позже):

1. Вы - водитель трамвая, в котором сломались тормоза. Если вы ничего не будете делать, трамвай поедет направо и убьет десять человек. Если вы повернете налево, то трамвай убьёт пятерых.
2. Снова трамвай с полетевшими тормозами, но вы на мостике над рельсами. Рядом с вами - очень толстый незнакомец. Единственная возможность остановить трамвай - бросить на рельсы незнакомца. Это приведет к его смерти. Но если этого не сделать, трамвай убьёт пятерых людей перед ним.
3. Вы с семьёй сбились с дороги и попали на священную землю дикого племени. За это полагается смерть, но вождь племени сохранит вам всем жизнь, если вы сами принесете в жертву старшего ребенка.
4. Вы - врач, и на вашей койке умирает молодой человек. Если его усыпить, а органы пустить на трансплантаты, вы спасете пятерых больных. Если вы дождетесь, пока он умрет сам, то умрет и он, и эти пятеро.
5. Вы - архитектор, и вместе с начальником осматриваете с лесов новостройку. Начальник - нехороший человек, который губит жизнь своим сотрудникам, семье и родственникам. Если бы столкнете его с лесов, никто ничего не заподозрит: несчастный случай.

Эти ситуации взяты из статьи Michael Koenigs, Liane Young, Ralph Adolphs, Daniel Tranel, Fiery Cushman, Marc Hauser & Antonio Damasio, "Damage to the prefrontal cortex increases utilitarian moral judgements", Nature 446, 908-911 (19 April 2007). Ситуации описываются в приложении к статье, которое есть в открытом доступе: http://www.nature.com/nature/journal/v446/n7138/extref/nature05631-s1.pdf. В разделе "News and Views" журнала эта и другие статьи разбирается в публикации Deborah Talmi & Chris Frith, "Neurobiology: Feeling right about doing right" на стр. 865 в том же выпуске.

( Read more... )