scholar_vit

В недавнем выпуске London Review of Books напечатана интересная рецензия Стивена Шейпина на книгу Майкла Гордина "Научный Вавилон: Язык науки от падения латыни до доминирования английского" [Steven Shapin, Confusion of Tongues (Scientific Babel: The Language of Science from the Fall of Latin to the Rise of English by Michael Gordin Profile, 432 pp, £25.00, March, ISBN 9781781251140). LYRB, v. 37, no. 3, 23–26, 2015].

Мы привыкли к тому, что "все написано по-английски". Несколько лет назад бывший президент Гарварда Лари Саммерс со свойственной ему непосредственностью заявил, что студентам незачем вкладываться в изучение иностранных языков, так как английский уже стал "глобальным языком", а что осталось перевести, переведут компьютеры. На научных конференциях практически исчезла непременная деталь прошлых лет: наушники для синхронного перевода. Однако это относительно недавнее явление. Вплоть до первой мировой войны было ясно, что наука будущего будет говорить на французком или немецком языке, но никак не на английском. В 1880-х годах 35% процентов научной литературы печаталась на английском, в 1960-х — 50%, в 1980-х — 75%, а в 1996 году — 91%.

Причин доминирования именно английского, а не, скажем, немецкого или французского, языка несколько: тут и два бойкота немецких журналов из-за двух мировых войн, и экономическая мощь США, и массовая эмиграция европейских научных работников-евреев в Америку при Гитлере, и детали плана Маршалла, который заботился не только о развитии европейской науки, но и о ее ориентировании на Америку.

Интересным для меня был факт, что помимо этих факторов большую роль в скачке, по мнению автора книги и рецензента, сыграла советская наука.

От юристов пришел проект заявки на патент. Кстати, они нашли опечатку в одном моем уравнении: плюс вместо минуса. Молодцы. Правда, наши программисты нашли эту же опечатку раньше. Все-таки есть на свете люди, которые меня внимательно читают.

Так вот, там, как водится, были вопросы юристов. Почему-то они начинались с обращения "Inventors". Типа "Inventors, please explain what does this thingamajig do". Меня это обращение, направленное в наш с коллегой адрес, все время коробило. "Товарищи ученые"...

Фраза не моя - жены. Перевод Джеймса Фенимора Купера на современный русский язык: "Крайний из могикан".

Одна из интересных перемен, которые я заметил в Одессе после многих лет отсутствия, - новый статус украинского языка.

В мое время Одесса была практически полностью русскоязычной. Помимо веселого суржика Привоза украинская речь звучала исключительно в ситуациях официальных: начальство определенного уровня произносило речи на (плохом) украинском языке и с облегчением переходило на русский, покинув трибуну.

В сегодняшней Одессе русский язык остался основным, но украинского гораздо больше, чем раньше. Не только в рекламе и на вывесках: оператор мобильного телефона начинает разговор на украинском (но с легкостью переходит на русский), официант в кафе принимает заказ за одним столиком по-русски, а за другим по-украински, то же в магазине. Стайки молодежи на улице и в университете щебечут на обоих языках; да, русского больше, но встречается и украинский - ситуация невероятная в Одессе моего детства.

Это произошло именно за счет молодежи. Люди моего возраста изменились мало. А вот новое поколение - другое. Как сказал один мой друг: "Меня всегда раздражала политика дублирования иностранных фильмов на украинском языке. Хочешь посмотреть французское или американское кино - смотри на украинском. Но моему сыну это уже неважно". Мне кажется, что дело тут в школе: украинский язык на уроках привел к появлению поколения, для которого двуязычие - норма.

Это ещё раз доказывает, что на самом деле одни из самых влиятельных людей в обществе - плохо оплачиваемые (по крайней мере в США, Украине и России) учителя. Хочешь знать, что будет считаться само собой разумеющимся в обществе будущего? Зайди в соседнюю школу.

Вынес из комментариев разговор с ygamом.

Параллельные ссылки:

1. Почему в СССР следовало писать «с Петром Ильичом Чайковским», но «с Владимиром Ильичем Лениным».

2. Почему в Англии следует писать “Keats's poems,” но “Jesus' disciples.”

Кстати, я не согласен с утверждением в первой ссылке, что правило было устным. Мне кажется, что я в школе учил именно так: полагается писать «Ильичом», исключение — отчество Владимира Ильича Ленина.

Вторая цитата — из замечательной книги Lynne Truss, Eats, Shoots and Leaves.

В обоих случаях, по-видимому, действует один и тот же механизм: живой язык изменяется, но сакральное по статусу меняться не должно. Поэтому в нем замораживаются архаичные нормы языка.

Со времен профессора Толкиена понятно, что фэнтези или научная фантастика без тщательно разработанного языка (или языков) - совсем не то. Это тем более касается фильмов. Уже давно языки пришельцев и "странных народцев" создают профессионалы: скажем, специалист по языку американских индейцев Марк Окранд создал Клингон и язык Атлантиды. В одном из номеров журнала Science (v. 326, p. 1597, 18 December 2009) коротенькое - в три абзаца - интервью с автором "современного Клингона", языка На'ви из фильма "Аватар", Полом Фроммером.

Фроммер - профессиональный лингвист, работающий в Университете Южной Калифорнии в Лос-Анджелесе. На'ви - вполне разработанный язык, с продуманной фонетикой, морфологией, синтаксисом и т.д. (подробнее см. статью в Википедии).

Интересная деталь: так как фильм продается по всему миру, перед Фроммером стояла задача создать фонетику, которая звучала бы "чужой" для всех народов Земли. Он утверждает, что в получившемся языке каждый звук есть в хотя бы одном человеческом языке, но их сочетания не встречаются нигде.

Все-таки удивительная штука - американское кино...

Это - продолжение одного подзамочного разговора (не у меня в журнале). В котором речь о другом - но неважно.

Я не знаю адекватного перевода слова enabler на русский язык. Это вот что. Предположим, что мой друг, очень близкий и небезразличный мне человек, - делает нечто, что я полагаю очень вредным. Ну, например, пьет горькую. Предположим дальше, что у него есть все основания для этого: сначала он не мог не пить из-за боли (ну, если хотите, пусть будет не пьянство, а морфий после ранения). А потом оказывается, что он уже без дозы функционировать не может. И под это дело он сам меняется: это уже не та личность, с которой мы вместе выросли. Я не врач, лечить не умею. Что человек без дозы на краю могилы - вижу, не слепой. Но что с дозой он там же - это тоже правда. Я вижу, что человек разрушается. И участвовать в этом я не хочу и не могу. И мне кажется, что если он сам не решит: все, надо завязать и искать другие пути выхода из тупика, - кранты ему. А я - я могу только молчать и надеяться на чудо.

А вон сосед - он моему другу с удовольствием наливает. Или там морфию дает. Тем более, что у него свой интерес есть, чтобы мой друг спивался - там сложная история, но интерес есть. И всегда готов поддержать: "Да кто сейчас не пьёт? Выпей, ты же мужчина!" "Вот он - мой настоящий друг. Не то, что ты", - слышу я иногда от близкого мне человека.

Так вот, такой сосед по-английски называется enabler. А как по-русски - не знаю.