scholar_vit

У Бориса Пастернака есть стихотворение "Определение поэзии". Где, между прочим, написано: "Это — сладкий заглохший горох,//Это — слезы вселенной в лопатках". Из комментариев можно узнать, что в детстве Пастернака лопатками назывались стручки гороха, так что вторая строка тут продолжает первую. Понимать их можно по-разному; например, так: поэт — это тот, кто в горошинах в стручке увидит слезы вселенной.

Кому-то эти строки могут понравиться. Кто-то сочтет их слишком манерными. Это нормально: вкусы у людей разными. Но можно предположить, что тот, кто попробует перевести вторую строчку как "This is Universe's tears in kids' shovels", все же неправ. Больше того, его суждения об остальных строках Пастернака, скорее всего, не заслуживают доверия: его владение русским языком вообще и языком Пастернака в частности недостаточны. Я думаю, что с таким выводом согласятся даже те, кто Пастернака поэтом не считает.

Я вспомнил об этом, когда прочел забавную рецензию wyradhe о стихах Ясмин Бельхир. Надо сказать, что у рецензента к Ясмин политические претензии, которые мне разбирать здесь неохота. Достаточно, что wyradhe очень нужно доказать, что она даже не плохой поэт, а никакой не поэт: шарлатан, обманом пытающийся подобраться к пирогу (замечу, что для людей, знакомых с размером пирога у американских поэтов, это обвинение тоже забавно, ну да ладно). Доказывается это следующим образом: текст Ясмин Бельхир подстрочно переводится на русский, после чего идет восклицание "Aber meine Damen und Herren, das ist keine Poesie!"

Проблема, однако в том, что если текст построен на ассоциациях, понятных читателю данной культуры с полуслова, то перевести его для людей другой культуры так, чтобы не получилась бессмыслица, очень трудно. А уж если переводчик, в отличие от читателя, не очень разбирается в исходной культуре и переводит пастернаковские лопатки как совочки, то и вовсе невозможно. В итоге получается нечто, достойное Задорнова: "Какие же эти американские поэты тупы-ы-ы-ы-ы-е!"

К сожалению, у меня слишком мало времени и слишком мало знаний, чтобы разбирать перевод подробно. Я остановлюсь лишь на одной фразе, но достаточно характерной.

У jenya444 интереснейшая история об одном тексте Ленгстона Хьюза, ставшем блюзом в сороковые годы в США - и независимо (и после переработки Галичем) бардовской песней в 60-е в СССР: 1, 2. Разница поражает.

Свои предыдущие записи в блогах о России Кругман собрал в статье в Нью-Йорк Таймс. Так как читателям его мнение уже известно, вместо изложения статьи я бы хотел провести конкурс на лучший перевод лимерика Ларри Айзенберга из комментариев к статье на сайте NYT.

Larry Eisenberg

For Putin few people are rootin',
His cronies he always is suitin',
But plunging oil prices
Have him in their vises,
Is he in big trouble? darn tootin'!

Для многих людей есть раздражители, вызывающие безусловное омерзение. Кто-то не может терпеть пауков, кто-то тараканов, кто-то, как Высоцкий, "когда железом по стеклу". Есть они и у меня. Я должен признаться, что не могу без тошноты слушать одну песню д'Актиля и братьев Покрасс. В связи с текущими политическими событиями она естественно появилась в моей френдленте и вызвала все ту же реакцию. [Я пока не даю ссылку, так как автор как-то пожаловался на толпу, лезущую в его журнал после упоминаний. Если он согласится, то исправлю.]

Я решил понять, что же вызывает у меня такое омерзение. И вот что в итоге получилось.

Есть хорошо известная песня Высоцкого "Случай в ресторане":

Так вот, у меня вопрос по поводу последней строфы. Судя по тому, как Высоцкий пел эту песню, и по характерной для него композиции, в этой строфе - ударное окончание, нечто, заставляющее переосмыслить текст. И, очевидно, это "нечто" было хорошо понятно слушателям. А что, собственно, понятно?

То есть общий смысл, конечно, ясен: ты, капитан, не из тех, кто может рассчитывать на повышение по службе. Но явно тут имеется в виду что-то более конкретное: слушателю ясно, почему не может, и в этом смысл песни.

Дальше, песня шестьдесят шестого года. Действие происходит в это же время. С сорок третьего, когда капитан был старшиной, прошло двадцать три года. Когда старшина стал офицером? Скорее всего, непосредственно на войне, после краткосрочных курсов. В крайнем случае - училище после войны. В любом случае человек после курсов получает звание лейтенанта. Потом старший лейтенант, потом капитан - получается, что за двадцать как минимум лет героя повышали в звании только два раза? Или его понижали? Опять же, похоже, что для слушателей все тут понятно - но что?

И наконец, что за водораздел между капитаном и майором? Есть водораздел между полковником и генералом: при нормальной службе офицер уходит на пенсию подполковником или полковником, но чтобы стать генералом, нужны особые обстоятельства. А между капитаном и майором?

В общем, не все понятно в этом сюжете.

Update.

Переводить стихи на русской язык труднее всего с украинского (может, ещё с белорусского, но я его не знаю). Уж очень велика интерференция. Кажется, чуть тронь слова - и они станут русскими. Но увы, на самом деле от прикосновения все рассыпается.

Мой любимый пример - прекрасное стихотворение Коротича, ставшее знаменитым после того, как Никитин положил его на музыку. Юнна Мориц - очень хороший поэт и переводчик. Тем интереснее посмотреть, что у неё получилось, а что нет.