scholar_vit | Березовский и (пост)советские люди

Смерть Березовского, как и кризис на Кипре, вызвала массу текстов на русскоязычном пространстве. Причем лично для меня эти тексты интереснее самих событий: это такой способ посмотреть, что у их авторов в голове.

В связи с этим бесхитростные воспоминания xaxamа, уже дважды упомянутые во френдленте, мне показались особенно любопытными. Они ценны тем, что автор лишен даже минимальной рефлексии, тут "что на уме, то и на языке". Там, где иной задумался бы: "А как я выгляжу в данной ситуации? Что обо мне говорит моя реакция?", - наш мемуарист в святой простоте режет правду-матку.

Автор пишет, что "общался с Борей почти каждый день в течение 10 лет, с 1981 по 1991 год, сидел за его столом и отвечал на звонки людей, искавших его, если его самого не было в комнате 341 здания на Калужской". Что же запомнилось ему из этого? Ну, например, такое.

Столкнувшись с новым человеком, Боря первым делом пытался понять, что тому от него нужно, и в какой мере он способен это предложить, и лишь потом начинал думать, какую пользу можно извлечь из этого знакомства.

Вот очень характерный пример. Советская наука, как известно, должна была приносить практическую пользу народному хозяйству, для чего от "кабинетных учёных" требовалось внедряться, т.е., раздобывать справки с печатью о том, какой экономический эффект наносят их разработки. Для этого надо было протыриться куда-нибудь поближе к пролетариату. Кто-то оптимизировал работу бензоколонки, другой разрабатывал систему автоматизированного полива помидоров в теплицах, управляемую ЭВМ размером с солидный шкаф. Боря, специализировавшийся на "многокритериальной оптимизации", как-то протырился на АвтоВАЗ, в тамошние конструкторские бюро: не исключено, что сначала им двигало простое и понятное человеческое желание подремонтировать свою тачку или, если повезет, купить без очереди новую "со двора". Но очень быстро он сообразил, что есть гораздо более ценный товар, которым можно обмениваться, чем справки о внедрении. В те времена "командиры производства", чтобы совершить карьерный рывок и перебраться из Тольятти в Москву в министерство или Госплан, должны были по неведомым причинам обладать кандидатскими корочками к.т.н. (технических наук). Ситуация была абсурдная: Большой Начальник (зам. директора завода, начальник цеха и т.д., - человек, при виде которого тольяттинские обыватели ломали шапки и долго потом смотрели вслед) приезжал в Москву и спрашивал, мол, где у вас тут степени выдают, и сколько это стoит. А эти очкарики, учёные-мочёные, вместо того, чтобы руки по швам, начинают из себя целку строить, мол, сначала надо сдать экзамены, потом написать диссертацию, и только после этого можно будет говорить о защите и присвоении степени... А посмотреть на них, так голытьба галимая, ездят на ведрах с гайками, полжизни проводят на станциях техобслуживания, стараясь эти вёдра хоть чуть-чуть подкрасить. Раз плюнуть для Большого Начальника, ясное дело.

Короче, схема решения проблемы была обоюдовыгодная. Диссертации писались, в отличие от сегодняшних скопипизженных, самые настоящие: один-два из "мальчиков Березовского" садились на свои драндулеты и ехали в Тольятти в месячную командировку (последние километры, случалось, драндулеты приходилось толкать или буксировать). В Тольятти "мальчиков" селили на директорскую дачу на берегу реки, с сауной и полным пансионом (уж кому что целомудрие позволяло), и те за месяц писали "теоретическую часть" работы и указания, какую цифирь должны подобрать под это дело ОТК, бухгалтерия и т.п. За это же время приезжие драндулеты перебирались вручную так, что ничего старого от них, кроме номеров, там не оставалось, - загружались под крышу запчастями (пробовали ли вы достать в тогдашней Москве терморегулятор для третьей модели "Жигулей"? если нет, - вам не понять) и ехали обратно. Пара таких поездок, - и на учёный совет выносилась диссертация уровня едва ли не выше среднего по техническим наукам, кандидат по бумажке зачитывал выводы, прилагал документы о впечатляющем экономическом эффекте от внедрения разработанных алгоритмов, - и все расходились по своим углам, довольные друг другом, а все непосредственные участники приступали к скромному банкету.

Поэтому в тот момент, когда частный бизнес из уголовной статьи превратился в прогрессивное нововведение и кооператоры ринулись приватизировать общественные сортиры, у Бори уже была вся инфраструктура: заинтересованное и доверявшее ему начальство АвтоВАЗа, "учёные" связи на Западе, умение говорить по-английски и приобретённая на стыке теории и практики ловкость пускать пыль в глаза. Так появился на свет ЛогоВАЗ, и началась карьера "олигарха".

Тут, конечно, все прекрасно. Чего стоит авторское противопоставление "хороших" диссертационных жуликов прошлого нынешним "копипижжащим". Удивительно, но автор не видит того простого факта, что отличие старой липы от новой объясняется вовсе не большой любовью Березовского и Ко к науке, а тем, что аттестационная система была в те годы ещё не окончательно коррумпирована (хотя уже и тогда изрядно воняла). В Ученом совете или ВАКе еще мог найтись какой-нибудь ботаник, который, сверкая очечками, поднял бы шум при виде совсем откровенной лабуды. В 90-х этих ботаников приморили (науку тогда истребляли с особенной ненавистью), и стало возможным обменивать деньги на ВАКовские дипломы без ненужных расходов на "березовских мальчиков".

Поражает также отсутствие у рассказчика даже не морали - элементарной корпоративной солидарности. В США публичные неприятности в каком-нибудь Мухосранском университете вызывают коллективный вой его старых выпускников: "Как же так, у меня диплом из Мухосранск Стейт, этот скандал снижает его ценность!" - и ассоциация выпускников обычно активно участвует в разборках. В данном случае автор, откровенно восхищаясь ловкостью Березовского, даже не задумывается о том, что чья-то липовая диссертация размывает его собственную. Сии вещи, говоря словами Козьмы Пруткова, просто не входят в круг его понятий. Это характерная особенность советского человека, из которого корпоративную солидарность вытравили.

Замечателен и намек автора, что сам Березовский с этого бизнеса мало что имел, поскольку общаясь с человеком, "первым делом пытался понять, что тому от него нужно, и в какой мере он способен это предложить, и лишь потом начинал думать, какую пользу можно извлечь из этого знакомства". Из той же категории, что и этот намек, и следующая рассказанная автором история: о том, как Березовский защищал некоего сотрудника, который мог работать только из дома, от андроповской "дисциплины". Мельком брошенная в начале фраза о том, что именно этому сторуднику "Боря обязан был в очень большой степени своей 'научной' репутацией", однако, несколько меняет окраску этой истории.

Можно увидеть, что Березовский для автора воплощает тип "хорошего советского начальника" - того, что "своих в обиду не даст" (а то, что он при этом немножко грабит подчиненных - ну так на то он и начальник).

Ещё более интересен наш автор в следующем эпизоде, который я опять не могу не процитировать.

Ещё один эпизод из той же оперы, относящийся уже к началу 90-х. ЛогоВАЗ уже был именем нарицательным, Борис Абрамыч вращался в самых вышних сферах, но за ним с его "академических" времен тащился шлейф в виде аспирантки, назовём её М. За три последних года своей аспирантуры М. ни разу не видела своего научного руководителя, целиком погруженного в работу олигархом. Мир не без добрых людей, сотрудники лаборатории помогали М., отдел аспирантуры назначил временного соруководителя, М. писала какие-то тезисы на какие-то конференции и дело уже подошло вплотную к защите. Но вскрылось одно обстоятельство, фактически непреодолимое. На защиту надо было представить письмо от научного руководителя с согласием допустить соискательницу М. до защиты, и это письмо, кроме руководителя, никто другой подписать не мог. Ситуация выглядела почти безнадёжно: всем было известно, что к Боре пробиться нельзя, и на те считанные часы, когда к нему могут записаться просители (чего угодно) очередь на много месяцев вперёд. Но делать нечего, М. собралась, положила в папочку напечатанное письмо и обреченно поплелась в особняк ЛогоВАЗа на Метростроевской (ныне Остоженка). Там, в большой приёмной перед кабинетом гендиректора уже сидела толпа мужчин в дорогих костюмах и дам в соболях. "Сам" опаздывал уже на два часа, всем ясно было, что принять каждого он не сумеет, отчего публика смотрела друг на друга волком/гиеной... И вот кортеж из нескольких лимузинов подъезжает ко входу, выскакивает и веером рассыпается вооружённая охрана, из членовоза вылезает Боря и стремительной походкой влетает в здание, проходя через приёмную. Все инстинктивно встают, Боря бросает орлиный взор в эту жаждущую толпу, - и этот взор выхватывает из разряженной толпы забившуюся в угол М. "М-ша! Тебя я приму первой!" бросает Боря, забегая в свой кабинет, а для описания последующей немой сцены нужно было бы гоголевское перо: все взоры устремлены на нашу Золушку, которая краснеет и бледнеет одновременно, не веря своему счастью, а на лицах публики читается только один вопрос: "Кто? Кто она, эта незнакомка? Кого предпочли всему этому бомонду, явившемуся с самыми выгодными деловыми предложениями? Что за миллиардный контракт лежит в этой папочке?"... В общем, Боря пообщался с М. минут 15, порасспросил, как идут дела в лаборатории и в Институте вообще, напоил чаем с какими-то неслыханными пирожными, проглядел текст письма, поправил пару слов, отдал машинистке в немедленную перепечатку, - короче, история Золушки завершилась, как и следовало, ~~свадьбой~~ успешной защитой.

Это вполне узнаваемая история. Восходит она, однако, не к Шарлю Перро с его "Золушкой", а к "Рассказам о Ленине": с ходоком, с ожидаемым умилением слушателей ("А мог бы и полоснуть") и, конечно же, с обязательным чаем ("Но сначала непгеменно напоите чайком!"). Я не хочу сказать, что история выдумана: она, вполне возможно, и произошла. Но выбор самой истории, отобранные к рассказу детали, тот же чай как символ теплого приема высшим существом "простого человека" - все это имеет вполне определенные корни. Весьма примечательно, что и сейчас, через четверть века после ухода СССР, наш автор не может выразить свои мысли иначе, чем через советские образы.

Я ничего не знаю про реального Бориса Абрамовича Березовского - пусть будет ему земля пухом. Но "Березовский в данном тексте" - это порождение поздней советской эпохи, увиденное советскими глазами.

Во многом этот текст помог мне понять, что же именно произошло в 90-е, и как советские люди пришли к тому, к чему они пришли.

Update

Page 1 of 2 << [1] [2] >>

Flat | Top-Level Comments Only | Expand All

From:

eye-snake.livejournal.com

.
1.

xaxam не одобряет диссертационную липу как таковую, однако в ненормальных советских условиях, когда начальник считал учёную степень необходимым украшением, а молодой толковый сотрудник мог неплохо заработать, разработанная Березовским схема не представляется слишком аморальной, так как не наносила вред конкретным людям.

2. Оценка

xaxam как специалиста отнюдь не основывается на его советской научной степени, так что ему, да и нам тоже, нечего горевать, что при советской власти совершались диссертационные подлоги.

3. В умилительных историях о ходоках к Ленину, как таковых, нет ничего плохого. Наоборот, это добрые истории, потому образ и прижился. И если достоверно установлено, что Березовский проявил человеческие черты, то что же тут плохого?

From:

ivan-gandhi.livejournal.com

Так они же там все жулики. И Березовский, и Хахам, и все эти кибенематики. Вся эта "многокритериальная оптимизация" не стоит гроша ломаного; по сравнению с ними кандидатская, где автор честно решает систему из трёх линейных диффуров (сам читал автореферат) выглядит научным явлением.

From:

cema.livejournal.com

С какой стати

xaxam жулик?