Экономические корни рабства

[scholar_vit]

Стандартная история появления и исчезновения института рабства обычно излагается очень упрощённо. Дескать, на примитивном уровне технологии иметь раба было выгодно. По мере усложнения техники рабский труд становится все менее выгодным по сравнению с трудом свободного работника, и рабство отмирает.

Такое объяснение, однако, плохо помогает понять, как возникло Второе Крепостное Право (имеется в виду не ВКП(б), а закрепощение крестьян в России и Восточной Европе 15-16 веках). Неясно, в чем состоял технический регресс в России 14 века, сделавший рабство выгодным. Больше того, развитие рабства в США во многом было обязано как раз прогрессу в технологии: изобретению хлопкоочистительной машины Уитни.

В классической статье Домара экономика рабства рассматривается более аккуратно. Автор отмечает простую мысль: надо сравнивать не только производительность труда раба и свободного человека, но и расходы на его содержание. Следуя анализу Ключевского, Домар объясняет Второе Крепостное Право успехом России в преодолении угрозы кочевников. Это освободило обширные земли на востоке и юго-востоке. Свободный крестьянин мог просто уйти и завести свое хозяйство. Чтобы он этого не сделал, ему надо было много платить, а значит, рента землевладельца (разница между продуктом крестьянина и его платой) была мала. Государство, однако, было заинтересовано в создании класса землевладельцев-дворян: они составляли основу армии. Иначе говоря, и дворяне, и царь нуждались в закрепощении крестьян. Разумеется, суммарный продукт при этом получался ниже, чем при свободном крестьянстве (жалобы на безобразное ведение сельского хозяйства, "пятьсот лет пашем, но пахать толком не научились", были общим местом русской литературы 19 века), но это было платой за выбранную модель государства.

Аналогично автор рассматривает историю рабовладения в США. И здесь обширные неосвоенные земли делали невозможной высокую земельную ренту при наличии свободных работников. Отсюда многочисленные попытки ввести рабство: испанцы пытались закрепостить индейцев, в ранних североамериканских колониях использовался труд "белых рабов" (indentured servants) - на самом деле импорт рабов из Африки был только одной из таких попыток, правда, наиболее успешной.

Из этого следует интересный вывод: традиционное общество, обычно ассоциирующееся с рабством, на самом деле часто способствует его отмене. В "мальтузианском режиме", когда природные ресурсы ограничены, а людей много, рабовладение становится невыгодным: к чему бич надсмотрщика, если голод способствует послушанию гораздо более эффективно?

Разумеется, у этой теории есть свои трудности. Например, неясно, почему депопуляция Западной Европы после Великой Чумы не привела ко Второму Крепостному Праву там. Автор предлагает несколько объяснений (роль магнатов, распространение овцеводства в Англии), но соглашается с тем, что большой ясности тут нет.

Via Krugman's blog

Comments

[wolf-kitses.livejournal.com]

ну да, у андерсона мне кажется наиболее разумное объяснение. не случайно самое страшное крепостное право было в польше, где явно не работали те объяснения, что обсуждаются в посте. И важно, что "становление рабства", работающего на рынок в 16-17 вв. шло по всему миру, а не только локально, в связи со становлением этого самого мирового рынка.

[scholar-vit.livejournal.com]

Как раз Польшу автор подробно обсуждает - я просто опустил это в краткой рецензии.

2. Poland-Lithuania. On the theory that the length of a report should be proportional to the intensity of research done, this section will be very short. The relevant facts are as follows: (1) In the fourteenth century vast open and very sparsely populated territories in the Ukraine were conquered by the Lithuanians.(17) (2) In the fifteenth and sixteenth centuries, Ukraine was repopulated by immigrants from the more central areas of the state. The migration depopulated the central areas to such an extent as to constitute, according to Grekov, a threat to the Polish state.(18) (3) By the end of the sixteenth century, the peasants were enserfed.(19)

What is not clear to me is the time sequence of events (2) and (3). In Vol. III (p. 110), Kliuchevsky dates the repopulation of the Ukraine in the sixteenth century; in Vol. I (p. 293), in the fifteenth century. But in both places he attributes the migration of peasants to the intensification of serfdom in Poland-Lithuania. Polish serfdom, according ot him, had been established already in the fourteenth century, and Lithuanian, in the fifteenth century.(20) On the other hand, Grekov asserts that according to the Polish constitution of 1493, each peasant could still leave the land, having settled accounts with his landlord. But he also reports that in 1444 the Galician gentry demanded that the government prevent other landlords from interfering with the peasant movements.(21) Evidently, such interference was taking place even then.

In Poland-Lithuania great gaps between legal enactments and the actual state of affairs were quite possible. There were probably considerable regional variations, both in law and in practice as well. I would be happier if it could be established that migration to the Ukraine preceded the development of serfdom, but I am certainly not in a position to settle the matter. It is quite possible that migration and serfdom were reinforcing each other.

Since I have not studied the development of serfdom in other East European countries, I can make only two brief comments on Blum's well-known and very interesting article on "The Rise of Serfdom in Eastern Europe." His stress on the increasing power of the nobility and on the general depopulation of the area "from the Elbe all the way to the Volga..." is heartily welcome.(22) But his use of alternating periods of prosperity and depression as important consequences of the rise and decline of serfdom cannot be evaluated until he presents an analytical explanation of the causation involved.